Вилли Токарев: «В России жить интересней, чем в Америке»
— Я сделал в более модных аранжировках попурри из своих лучших песен — это зрители любят, все время просят.
Выпускаю два новых диска, на которых представлены песни семи разных жанров. Лирика, сатира, юмор, гражданская тема... Будут несколько песен, как я говорю, скандальных, написанных на животрепещущие темы. Например, пишу о российских детях, что в свободное время вместо того, чтобы ходить в дома культуры (которые у них отняли!), моют на перекрестках окна машин. Есть сатирическая песня о сексуальных меньшинствах. Будут песни про наших современных бандитов и воров, многих из которых неплохо знаю, так как они сами подходят после концертов, рассказывают о себе, своей жизни.
Из совсем новых песен в мою программу прочно вошла "Джулия", песня, посвященная девушке, которую я случайно встретил в московском метро и так полюбил, что она стала моей женой и родила мне дочку Эвелину.
— Стать отцом в возрасте за шестьдесят отважится не каждый...
— Но это такое счастье, что мой московский дом наполнился голосом Эвелины. Я теперь лечу с гастролей домой, как на крыльях, а уезжаю с легкой грустью.
— В Москве три года назад вы купили квартиру в знаменитом сталинском доме-высотке на Котельнической набережной, который буквально увешан гранитными досками: "Здесь жил такой-то великий человек".
— В прежние годы, проезжая мимо этого знаменитого дома, я и не мечтал, что когда— нибудь окажусь здесь. И вдруг увидел объявление: "Продается..." Но я не стремился купить жилье именно в этом доме, искал в разных местах. Мне нужно было, чтобы под моей квартирой находилось нежилое помещение. Я иногда ночью музицирую, и звук не должен раздражать соседей снизу. И днем, бывает, пошумлю (улыбается). Когда музыку делаешь, то надо слушать на полную громкость, чтобы получить полное представление.
— Разделяете ли вы мнение, что в России сейчас жить интересней, чем на Западе?
— Я бывал в домах у новых русских, у крупных уголовных авторитетов. Могу сказать, что они живут так, как американцам и не снилось! Русские вообще народ нежадный. Если у них вдруг появились деньги, они с удовольствием прожигают их, пускают на ветер. Этим они поражают всех в мире, да и сами русские, по-моему, себе не перестают удивляться. Я очень рад, что наступили такие времена, когда хоть кто-то показывает миру, что надо жить на широкую ногу, и мечтал бы, чтобы у всех в России были дачи, виллы, мерседесы, деньги... Россия достойна, чтобы быть самой процветающей, самой, богатой страной на планете.
— А вы в Америке не стали жадным до денег?
— Каким я был, таким я и остался. Что такое деньги, если вдуматься? Бумажки, с помощью которых нужно сделать свою жизнь лучше, чем она есть! Они, как женщины, непостоянны, все время от тебя убегают (смеется). Я легко зарабатываю деньги и так же легко с ними расстаюсь. Работая в Нью-Йорке таксистом, я едва сводил концы с концами, но стоило мне выпустить альбом "В шумном балагане", мне сразу предложили хорошо оплачиваемую работу. А через несколько лет состоялись концерты в Советском Союзе, где мне — это была фантастика! — хорошо заплатили. У меня в тот момент было столько денег, что я даже растерялся: "Что мне с ними делать?" И я начал путешествовать. Деньги помогли мне побывать в Австралии, Новой Зеландии, Японии, Бразилии. Деньги — это как У1Р-пропуск, с ними везде можно пройти.
У меня было такое ощущение: я счастлив, потому что независим! Это очень яркое эмоциональное состояние. Однако я прекрасно понимаю, что деньги способны легко испортить человека, сделать даже самую яркую личность своим рабом. И поэтому никогда не менял своих привычек, пристрастий, принципов.
— Как вы относитесь к новому поколению исполнителей русского шансона — Михаилу Кругу, Трофиму, Кате Огонек?
— Всплеск популярности — это очень хорошо, но только время докажет, талант ты или приспособленец. Конечно же, я желаю им такого долголетия и всячески приветствую то, что в нашем жанре появилась здоровая, нормальная атмосфера конкуренции. У меня зависти ни к кому никогда не было. В нашем жанре есть такой высокий ориентир, как Володя Высоцкий, и равняться надо на него, а не на тех, кто вдруг стал нынче популярен.
К тому же я много езжу по стране, и за кулисы ко мне часто заходят такие талантливые ребята (покажут песню — ахнешь!) с улицы, что диву даешься. Помню, в Твери прорвался ко мне в гримерку парень с гитарой: "Вилли, ну послушайте!" Я торопился уезжать, но начал слушать, мы просидели полчаса, и я буквально вскочил на подножку уходящего поезда. В свое время в Красноярске я вот так же послушал и поддержал талантливого парня, чье имя теперь известно многим, — это был Слава Медяник.
— Интересно, а с Высоцким вы пересекались?
— Один-единственный раз в Нью-Йорке. Из короткого разговора я запомнил его слова: "Вилли, меня душат в этой стране. Там столько жлобов!" Мы оба невысокого роста, может быть, еще и поэтому сразу возникла взаимная симпатия.
— Случалось ли вам на Западе подвергаться опасности, быть, как говорится, на волосок от гибели?
— Я работал таксистом в Нью-Йорке. А ограбление таксистов в Америке — весьма распространенное преступление. За год убивают двадцать— тридцать водителей. Я тоже хлебнул лиха. Однажды ко мне сел с виду обычный пассажир, оказавшийся просто сумасшедшим. Приставил к моей голове пистолет: "Выкладывай деньги!" А у меня наличности кот наплакал. Тогда маньяк потребовал поменяться со мной местами, забрал документы, ключи и сам сел за руль. Потом долго колесил по скоростным магистралям, все искал место, где удобней замочить меня.
— Как вы себя чувствовали, молчали или разговаривали?
— Я сам удивлялся своему хладнокровию. У меня хватило сил не только общаться с преступником, но даже шутить.
— Долго продолжалась эта пытка?
— Время, казалось, остановилось. Мой сумасшедший пассажир никак не мог найти безлюдного места. Я, глядя на приборы, предупреждал его: "Бензин вот— вот кончится". "Я уже замочил двадцать пять человек, — поведал мне маньяк. — Ты будешь двадцать шестым!" Тут я почему-то вспомнил историю СССР и сказал ему: "У нас тоже расстреляли двадцать шесть бакинских комиссаров, но это было давно, во время революции".
— Как же вы выкрутились?
— На заправке мне не удалось сбежать. Но спустя какое— .то время маньяк вдруг затормозил и выдавил из себя, что он устал и вообще решил изменить планы: "Знаешь, парень ты мне понравился. Я дарю тебе жизнь! Убирайся!" Умчался, машину нашли только через месяц. Мне оставалось только поблагодарить Господа.
Михаил Садчиков
Санкт-Петербургский КУРЬЕР, №10 10 марта 2002 г.
