Александр Городницкий: «Шансон - это яд, который капают в ухо»
Популярный бард рассказал о закулисных интригах Грушинского фестиваля.
Известный поэт, авторитетный ученый-океанограф и самый настоящий экстремал Александр Городницкий бывал на Северном полюсе, спускался в глубины океана, более 17 лет отработал на Крайнем Севере. Его песня про атлантов, которые «держат небо на каменных плечах», давно стала неофициальным гимном Петербурга. А сам поэт, много лет назад уехавший жить в Москву, по-прежнему остается гражданином нашего города.
«На гитаре играть так и не научился»
- Александр Моисеевич, люди, впервые попавшие на ваш концерт, удивляются, что вы поете без гитары - под чужой аккомпанемент.
- Юрий Визбор однажды сказал, что руки Городницкого огрубели в экспедициях и плохо справляются с гитарой. На самом деле это была шутка, играть на гитаре я так и не научился. Свои песни я начал писать на Крайнем Севере, а там гитары не выживают - слишком тяжелые условия: перепад температур, вертолет, нарты, какие-то плавсредства. А гитара - инструмент хрупкий. И потом, меня избаловали хорошие гитаристы. Мне аккомпанировал Сергей Никитин. Покойный Евгений Клячкин играл для меня на гитаре. На недавнем концерте в Петербурге мне помогал мой старый друг Михаил Кане.
- Вы много лет возглавляете жюри Грушинского фестиваля. Сейчас там начались какие-то разборки из-за земли. Народ волнуется: фестиваль вообще будет?
- Все верно: у земли, на которой проходил фестиваль, появились арендаторы. Но они хотят продолжить традицию и даже создали оргкомитет. К сожалению, со старым оргкомитетом у них возник конфликт. Сейчас заявлены два фестиваля в одно и то же время на расстоянии 20 километров друг от друга. Это безобразие. И, что характерно, обе стороны ссылаются на меня.
- А вы за кого?
- Я за фестиваль. Я считаю, что конфронтация между новым и старым оргкомитетом должна быть ликвидирована. Надо сесть за стол переговоров и спокойно все согласовать. А сам фестиваль должен вернуться к истокам авторской песни. Слишком много там стало эстрадных артистов. В итоге фестиваль превратился в концертное шоу с редким вкраплением поющих под гитару авторов.
Необходимо отказаться от такой ориентации. Я очень уважаю Гарика Сукачева, Юрия Шевчука, хорошо отношусь к другим эстрадным артистам, например к Михаилу Боярскому, но это уже иной жанр и другая публика. Потому что вслед за сценой начала перерождаться сама гора: в последнее время люди приезжают на фестиваль «оттянуться по полной», выпить, поколоться, девушек пообнимать. В такой обстановке уже не до авторских песен.
«По радио звучит фальшак»
- Вы упомянули Гарика Сукачева и Юрия Шевчука, но всегда считалось, что именно звезды русского рока - прямые продолжатели традиций авторской песни.
- Это неверно! Русский рок - самостоятельный жанр. Его основой является жесткая музыкально-ритмическая конструкция, которой отводится главная роль. А текст второстепенен. Хотя тот же Шевчук ухитряется в эту жесткую конструкцию загнать очень интересные стихи. Авторская же песня идет от песни народной. Ее музыкальная основа традиционна. Главной несущей конструкцией в ней была и остается стихотворная строка, положенная на несложное, как правило, гитарное или фортепианное сопровождение, если, например, мы вспомним Вертинского. То есть различен сам принцип. Роднит русский рок и авторскую песню только то, что в советское время и то и другое запрещали.
- А что хуже: цензура времен СССР или нынешняя цензура денег?
- Цензура денег лучше. Это нормальный вариант, если публика голосует рублем. Хотя лично меня шокирует ситуация, когда люди платят бешеные деньги за концерт Киркорова, твердо зная, что это будет фонограмма. Ведь диск стоит гораздо дешевле. Но самое неприятное - это так называемый русский шансон. Популярность этого, с позволения сказать, жанра просто пугает.
- На это обычно отвечают, мол, у нас полстраны в тюрьмах отсидело.
- И что? Это повод объявить Россию уголовным лагерем? И разлагать юное поколение пошлыми песенками, которые в лагерях на самом деле не поют? Я это точно знаю, потому что сам начал писать на Крайнем Севере, подражая песням заключенных. Все, что звучит сейчас по радио, - это фальшак, не имеющий ничего общего с классическим репертуаром старых времен. Я говорю о «Мурке», написанной талантливейшим человеком Ядовым, о любимой мною песне «Идут на север срока огромные». Тот «шансон», который сейчас в моде, призывает молодежь не работать, не заниматься творчеством, а воровать, грабить и убивать. Когда в Дании хотели отравить короля, то капали ему яд не куда-нибудь, а в ухо. Что-то подобное происходит сейчас и у нас.
«Он все наши песни знает!»
- Многие ваши песни давно стали народными. Но всегда ли приятна слава, когда имени автора никто не помнит?
- В прошлом году я был в Иркутске, выступал в филармонии. И на мой концерт приехали геологи из окрестной тайги - в штормовках, бородатые. В перерыв я вышел в фойе и услышал, как один бородач говорил другому: «Интересный человек из Москвы приехал, он все наши песни знает». А мне было приятно: такого комплимента я удостоился впервые.
- А курьезные истории случались, когда в ваше авторство упорно не верили?
- Нечто подобное произошло с песней «На материк», правда, смешного там было мало. Все происходило на Крайнем Севере. Люди, которые работали с нами в экспедиции, уверяли, что слышали эту песню еще в сорок третьем году, когда сидели в лагерях под Норильском. Я ее написал в шестидесятом, а потому попробовал возразить. Но народ был серьезный, и меня предупредили: «Еще раз скажешь, что это ты сочинил - замочим». Напугать меня не удалось, но на авторстве я уже не настаивал - зачем людей злить.
«Верю, что Питер не утонет»
- А какой момент вашей жизни был по-настоящему экстремальным?
- Их несколько было. Во-первых, погружение на дно океана на глубину 5 километров. У американцев всегда два аппарата на одном борту - если один терпит аварию, то второй идет на помощь. А у нас один аппарат работает в Тихом океане, а второй - в Атлантическом. Если что-то случится - не достанут. Еще помню, как заблудился в горящей тайге, под ногами тлел ягель, у меня плавились резиновые сапоги, а я не знал, куда бежать, потому что дымом все вокруг затянуто… Прыгал с порога на резиновой лодке… Из нагана в меня стреляли с десяти шагов. Сейчас все и не вспомнишь.
- В ангела-хранителя верите?
- Верю. Я ведь человек слабохарактерный и по натуре увлекающийся. Мне всегда казалось, что пока сижу в этой комнате, в соседней происходят гораздо более интересные вещи. Это касалось всего - работы, женщины. Именно из-за этой слабости характера я не могу выбрать что-то одно. Всю жизнь пытаюсь совместить занятия литературой и наукой.
- Тогда вопрос к Городницкому-ученому: насколько серьезны разговоры о том, что наш город скоро утонет?
- На этот счет существуют две прямо противоположные точки зрения. Одни ученые уверены, что Петербург неминуемо скроется под водой. Другие говорят: нет, город не утонет, потому что находится на так называемом Фенн-Cкандинавском щите. А эта область земной коры как раз поднимается. И значит, город будет выше уровня Балтийского моря. Мне хотелось бы верить во второй вариант. И думаю, что все мои земляки со мной солидарны.
Анна Кукушкина, Смена.ru, 23 мая 2007 г.
Известный поэт, авторитетный ученый-океанограф и самый настоящий экстремал Александр Городницкий бывал на Северном полюсе, спускался в глубины океана, более 17 лет отработал на Крайнем Севере. Его песня про атлантов, которые «держат небо на каменных плечах», давно стала неофициальным гимном Петербурга. А сам поэт, много лет назад уехавший жить в Москву, по-прежнему остается гражданином нашего города.
«На гитаре играть так и не научился»
- Александр Моисеевич, люди, впервые попавшие на ваш концерт, удивляются, что вы поете без гитары - под чужой аккомпанемент.
- Юрий Визбор однажды сказал, что руки Городницкого огрубели в экспедициях и плохо справляются с гитарой. На самом деле это была шутка, играть на гитаре я так и не научился. Свои песни я начал писать на Крайнем Севере, а там гитары не выживают - слишком тяжелые условия: перепад температур, вертолет, нарты, какие-то плавсредства. А гитара - инструмент хрупкий. И потом, меня избаловали хорошие гитаристы. Мне аккомпанировал Сергей Никитин. Покойный Евгений Клячкин играл для меня на гитаре. На недавнем концерте в Петербурге мне помогал мой старый друг Михаил Кане.
- Вы много лет возглавляете жюри Грушинского фестиваля. Сейчас там начались какие-то разборки из-за земли. Народ волнуется: фестиваль вообще будет?
- Все верно: у земли, на которой проходил фестиваль, появились арендаторы. Но они хотят продолжить традицию и даже создали оргкомитет. К сожалению, со старым оргкомитетом у них возник конфликт. Сейчас заявлены два фестиваля в одно и то же время на расстоянии 20 километров друг от друга. Это безобразие. И, что характерно, обе стороны ссылаются на меня.
- А вы за кого?
- Я за фестиваль. Я считаю, что конфронтация между новым и старым оргкомитетом должна быть ликвидирована. Надо сесть за стол переговоров и спокойно все согласовать. А сам фестиваль должен вернуться к истокам авторской песни. Слишком много там стало эстрадных артистов. В итоге фестиваль превратился в концертное шоу с редким вкраплением поющих под гитару авторов.
Необходимо отказаться от такой ориентации. Я очень уважаю Гарика Сукачева, Юрия Шевчука, хорошо отношусь к другим эстрадным артистам, например к Михаилу Боярскому, но это уже иной жанр и другая публика. Потому что вслед за сценой начала перерождаться сама гора: в последнее время люди приезжают на фестиваль «оттянуться по полной», выпить, поколоться, девушек пообнимать. В такой обстановке уже не до авторских песен.
«По радио звучит фальшак»
- Вы упомянули Гарика Сукачева и Юрия Шевчука, но всегда считалось, что именно звезды русского рока - прямые продолжатели традиций авторской песни.
- Это неверно! Русский рок - самостоятельный жанр. Его основой является жесткая музыкально-ритмическая конструкция, которой отводится главная роль. А текст второстепенен. Хотя тот же Шевчук ухитряется в эту жесткую конструкцию загнать очень интересные стихи. Авторская же песня идет от песни народной. Ее музыкальная основа традиционна. Главной несущей конструкцией в ней была и остается стихотворная строка, положенная на несложное, как правило, гитарное или фортепианное сопровождение, если, например, мы вспомним Вертинского. То есть различен сам принцип. Роднит русский рок и авторскую песню только то, что в советское время и то и другое запрещали.
- А что хуже: цензура времен СССР или нынешняя цензура денег?
- Цензура денег лучше. Это нормальный вариант, если публика голосует рублем. Хотя лично меня шокирует ситуация, когда люди платят бешеные деньги за концерт Киркорова, твердо зная, что это будет фонограмма. Ведь диск стоит гораздо дешевле. Но самое неприятное - это так называемый русский шансон. Популярность этого, с позволения сказать, жанра просто пугает.
- На это обычно отвечают, мол, у нас полстраны в тюрьмах отсидело.
- И что? Это повод объявить Россию уголовным лагерем? И разлагать юное поколение пошлыми песенками, которые в лагерях на самом деле не поют? Я это точно знаю, потому что сам начал писать на Крайнем Севере, подражая песням заключенных. Все, что звучит сейчас по радио, - это фальшак, не имеющий ничего общего с классическим репертуаром старых времен. Я говорю о «Мурке», написанной талантливейшим человеком Ядовым, о любимой мною песне «Идут на север срока огромные». Тот «шансон», который сейчас в моде, призывает молодежь не работать, не заниматься творчеством, а воровать, грабить и убивать. Когда в Дании хотели отравить короля, то капали ему яд не куда-нибудь, а в ухо. Что-то подобное происходит сейчас и у нас.
«Он все наши песни знает!»
- Многие ваши песни давно стали народными. Но всегда ли приятна слава, когда имени автора никто не помнит?
- В прошлом году я был в Иркутске, выступал в филармонии. И на мой концерт приехали геологи из окрестной тайги - в штормовках, бородатые. В перерыв я вышел в фойе и услышал, как один бородач говорил другому: «Интересный человек из Москвы приехал, он все наши песни знает». А мне было приятно: такого комплимента я удостоился впервые.
- А курьезные истории случались, когда в ваше авторство упорно не верили?
- Нечто подобное произошло с песней «На материк», правда, смешного там было мало. Все происходило на Крайнем Севере. Люди, которые работали с нами в экспедиции, уверяли, что слышали эту песню еще в сорок третьем году, когда сидели в лагерях под Норильском. Я ее написал в шестидесятом, а потому попробовал возразить. Но народ был серьезный, и меня предупредили: «Еще раз скажешь, что это ты сочинил - замочим». Напугать меня не удалось, но на авторстве я уже не настаивал - зачем людей злить.
«Верю, что Питер не утонет»
- А какой момент вашей жизни был по-настоящему экстремальным?
- Их несколько было. Во-первых, погружение на дно океана на глубину 5 километров. У американцев всегда два аппарата на одном борту - если один терпит аварию, то второй идет на помощь. А у нас один аппарат работает в Тихом океане, а второй - в Атлантическом. Если что-то случится - не достанут. Еще помню, как заблудился в горящей тайге, под ногами тлел ягель, у меня плавились резиновые сапоги, а я не знал, куда бежать, потому что дымом все вокруг затянуто… Прыгал с порога на резиновой лодке… Из нагана в меня стреляли с десяти шагов. Сейчас все и не вспомнишь.
- В ангела-хранителя верите?
- Верю. Я ведь человек слабохарактерный и по натуре увлекающийся. Мне всегда казалось, что пока сижу в этой комнате, в соседней происходят гораздо более интересные вещи. Это касалось всего - работы, женщины. Именно из-за этой слабости характера я не могу выбрать что-то одно. Всю жизнь пытаюсь совместить занятия литературой и наукой.
- Тогда вопрос к Городницкому-ученому: насколько серьезны разговоры о том, что наш город скоро утонет?
- На этот счет существуют две прямо противоположные точки зрения. Одни ученые уверены, что Петербург неминуемо скроется под водой. Другие говорят: нет, город не утонет, потому что находится на так называемом Фенн-Cкандинавском щите. А эта область земной коры как раз поднимается. И значит, город будет выше уровня Балтийского моря. Мне хотелось бы верить во второй вариант. И думаю, что все мои земляки со мной солидарны.
Анна Кукушкина, Смена.ru, 23 мая 2007 г.
